|
Автор: Нежданов Денис Викторович, руководитель "Фонда национальной стратегии",
директор Межрегионального центра организационного и политического консультирования "ПРИОРИТЕТ" |
Предисловие к монографии Нежданов Д.В. "Политический рынок и партийный дизайн в современной России: опыт метафорического моделирования становления партийной системы"
Екатеринбург, УрАГС, 2010, 166с. |
«Публиократия» как «демократия» без изъянов:
управленческий «апгрейд» политической системы
современного государства
Демократия, плюрализм, развитой политический рынок – это фундамент, аналог и метафора экономической свободы, свободы вероисповеданий, свободы слова, свободы выбора… свободы признавать себя несвободным. Ибо даже тоталитарное общество поддерживает и всячески оберегает иллюзию человеческой свободы…
От автора
В наши дни мировые кризисы отчетливо продемонстрировали, что прежние формы политической организации общества исчерпали себя. Идеология «глобального супермаркета» и «общества потребления» завели человечество в тупик. На этом пути, современный человек утратил подлинный смысл своего существования и пришел к такому состоянию политической организации глобального общежития, где демократия как привилегированная форма организации политической власти, заложила основу для дискредитации собственного потенциала, в качестве базиса общественно-политического устройства подавляющего числа современных государств.
Мировой демократический кризис проявился в деградации институтов демократической власти во всем мире. В Европе это проявилось в кризисе института партии, с которыми граждане современного ЕЭС все меньше связывают надежд на повышение эффективности государственного управления.
Во Франции, например, на рубеже 80-90-х годов лишь 39% граждан демонстрировали удовлетворение выполнением партий своих представительских функций, 54% были им не удовлетворены, а сами политические партии за период 80-х годов потеряли около половины своих членов.
Согласно опросам, проводимым в Германии в 1997 году только 24% респондентов выразили доверие к партии как политическому институту, в то время как 73% граждан Германии демонстрировали - недоверие[1].
Любопытно, что и в современных США данные опросов свидетельствуют в целом об избегании гражданами той или иной партийной идентификации. Согласно исследованиям более 50% респондентов не считают себя приверженцами той или иной партии даже в случае если интервьюером вопрос формулируется в закрытой форме: «Сторонником республиканской или демократической партии Вы себя считаете?».
Необходимо отметить, что, например, США выборы президента превратились в шоу, где в связи с особенностями избирательной системы, кандидаты, получившие меньшее количество голосов, способны выигрывать выборы, оставляя позади даже кандидатов с более многочисленной поддержкой. (Дело в том, что в Соединенных Штатах на выборах всех уровней при наличии двух кандидатов победа одного из них достигается зачастую с очень незначительным преимуществом. Так, например, в 1960 году на президентских выборах за Кеннеди был подан 34 266 731 голос, за его соперника Никсона – 34 108 157 (разница составляла 0,17 %); в 1968 году за Никсона было подано 31 785 480 голосов, за Хэмфри – 31 275 166 (разница – 0,81 %); в 1976 году за Картера было подано 40 380 763 голоса, за Форда – 39 147 973 (разница – 1,59 %)[2]. И совсем анекдотичная ситуация, по свидетельству Н. Жаглея, сложилась на президентских выборах в 2000 году, когда с незначительным перевесом голосов победил Гор, однако из-за особенностей избирательной системы США главой государства стал Буш).
Наметился и кризис ранее господствующих политических идеологий.
Ярким примером специфического развития современного политического объединения в Европе выступает опыт трансформации Коммунистической партии Чехии и Моравии, которая не стала менять название, но поменяла сущность и логотип. Партия покаялась в грехах своих коммунистических предшественников, выбрала новую символику – две вишенки (перед одними из последних выборов в парламент каждый житель Чехии получил от коммунистов рецепт вишневого пирога) и не допустила к партийному рулю ни одного представителя старой партийной гвардии.
Но что еще более важно – партия отказалась от пропаганды и разработки программ и законопроектов в духе классической коммунистической идеологии социального равенства и справедливости. В итоге в основу возросшей популярности партии была положена, например, не инициатива о закреплении прогрессивного налогообложения в духе шведской модели социализма, пользующейся уважением у современных чешских коммунистов, а агитация на безопасный секс и законопроекты о легализации однополой любви. Видимо, не удивительно, что в ряды чешской компартии сегодня приходит все больше молодежи. По свидетельству специалистов, «о КПЧМ никак не скажешь, что это вымирающая партия, чей электорат состоит сплошь из пенсионеров»[3]. В свою очередь, о политической эффективности такого рода шагов свидетельствуют те 40 мандатов, которые получила партия на выборах в парламент страны в 2002 году.
Строго говоря, государственные деятели в условия демократического правления, по меткому замечанию отечественного политолога С. Пшизовой, вообще больше склонны формулировать политику, чтобы выигрывать на выборах, а не выигрывать на выборах, чтобы формулировать социально ориентированную политику во благо общества и государства.
Как отмечает В.С. Мартьянов, «ценностные идеологии трансформируются в прикладные политические технологии – заложенные в них ценности и цели либо уже реализованы, либо более не актуальны, но продолжают использоваться благодаря эффекту последействия или симуляции»[4]. Результатом этого процесса становиться активное смешивание антагонистических ценностей, предлагаемых классическими идеологиями, как в России, так и за рубежом.
В связи с этим конфигурации, или иначе говоря, формы российского партийного дизайна подвержены «скороспелой» динамике, отвечая все новым и новым требованиям изменяющегося политического рынка. В роли идентифицирующих партии признаков начинают выступать разного рода «прагматизмы», «центризмы», «патриотизмы», «социал-консерватизмы»[5] различного рода секулярные «фундаментализмы», поставленные на конвейерное производство знаменитости, «замишуренные» «стары» из сфер кино, телевидения и СМИ (Н. Басков, О. Федорова («Родина»), С. Михалков (НДР), И. Кобзон, А. Розенбаум, А. Буратаева, С. Безруков, О. Газманов («Единая Россия») и т.д.).
Так, основной целью современного партийного дизайна сегодня становится повышение, с одной стороны, политической рентабельности, с другой стороны, политической ликвидности партии, определяемой по аналогии с термином рыночной экономики как способность к постоянной смене собственных политических форм: самой партии, ее идеологии, политики управления партией, а также изменений кадрового состава ее руководящих органов с цель приобретения наибольшего политического влияния, временной популярности и актуальной политической поддержки избирателями.
Любопытно в связи с этим выглядела 16 ноября 2008 года обнародованная «Русским радио» информация о самороспуске партии «Союз правых сил», создании на ее базе политического движения «Правое дело», где одним из представителей руководящих органов становится глава «Роснанатехнологий» А. Чубайс. В сообщении подчеркивалось, что представители руководящих органов, в соответствии с Уставом будущей партии, не обязаны быть ее членами. Теоретически это предполагает возможность руководить «Правым делом» членам «Единой России» или иных думских партий. С другой стороны, этот пункт Устава снимает зависимость партии от имени того или иного лидера. Представляется, что выход из СПС Н. Белых, неблагоприятно отразился на имидже партии. Отсутствие же членства лидеров партии в самой партии страхует политическую организацию от подобных демаршей лидеров и тем самым ослабляет зависимость инвесторов от воли соответствующих политических звезд.
Все это во многом открывает возможности для политического маневрирования, например, смены тройки лидеров, что обеспечивает исключительную политическую ликвидность как руководящих органов партии, так и ее лидерского состава, равно как и открывает более широкие возможности для толкования идеологической платформы и раскрутки нового политического бренда без установления прямой зависимости идеологической ниши новой партии в русле исключительно правой идеологии. Под брендом «Правое дело» вполне возможно временами избегать популяризации правой идеологии, ориентируясь на понятие «справедливость» как синоним «правого дела» в сознании россиян.
На политическом рынке, равно как и на рынках частных благ, торговые марки и бренды увязываются не столько с полезными потребительскими свойствами продуктов, сколько с символическими образами определенных стилей потребления. Люди начинают желать причастности к бренду, потому что с ним ассоциируются известные лица, задающие определенные стили потребления. Эти стили, таким образом, во многом выполняют функции постмодерновых вариантов политических идеологий, принимая формы квазиидеологий. В последних могут угадываться родовые признаки классических идеологий, что, однако, не мешает эксплуатирующим их политикам достаточно свободно переходить от одних программных положений к другим, иногда противоположным, при этом лишь отчасти рискуя попасть впросак на выборах и терять долю традиционного электората. Главенствующим же признаком современных квазиидеологий выступает их ассоциативная символическая насыщенность, способная в ряде случаев вернуть современного избирателя в его прежнее дезинформированное «первобытное» состояние. Состояние, позволяющее в условиях кризиса программно-идейной политической мобилизации относительно эффективно управлять им, добиваясь повышения явки, массового голосования «против», в виде массового голосования «за» и, наоборот, массового голосования «за», провоцируемого в целях диффузии социальной поддержки в конкурентной борьбе – «против». Таким образом, человек «становится инструментом навязанных ему синхронизированных, систематизированных, типизированных и политически ангажированных процессов»[6].
Необходимо отметить, что партии как неотъемлемый атрибут политической системы современного демократического государства перестали быть избирательными машинами, в которых человек, даже будучи винтиком, имел свое маленькое значение для воспроизводства политической власти. Новая информационная эпоха, войдя в российскую политику, успешно заменила небольшую роль человека-винтика, представлявшего своего рода hard wеar власти, большой ролью его эмоционально-психологического состояния, программного обеспечения – soft wеar, узурпировавшего все мыслимые и немыслимые емкости и полости этого самого винтика в ходе выполнения им его исконной функции по выборному производству демократической власти. Именно в результате этого технологией борьбы по захвату власти стала практически неуловимая и недиагностируемая интеллектуальная война, напоминающая войну химико-бактериалогическую, причем инструменты первой войны, интеллектуальной – политические идеи – мутируют быстрее, чем самовоспроизводятся. Их заинтересованные лица пытаются причесать под старый партийный образ, который хотя бы условно гарантирует получение желаемой доли политической власти.
В некоторых случаях демократическая идеология вообще стала инструментом для геополитического передела власти, поводом «обложить динамитом» политических оппонентов, как это произошло в Ираке в ходе реализации политики давления на Ближний Восток со стороны США. Равно как и в Украине, а затем и в Грузии, где при помощи оранжевых революций была дестабилизирована политическая ситуация и внесен гражданский раскол в политический строй по методу «разделяй и властвуй».
Строго говоря, демократия в американской транскрипции стала инструментом идеологического манипулирования, разрушения национального суверенитета и политического подчинения многих государств, чей политический строй был пропущен через фильтры американской политической доктрины. В результате этого многие страны лишились самобытной государственности, подорвали свою экономику и внесли значительный диссонанс в ход естественного исторического процесса национального и государственного самоопределения.
Политика разрушения и страха, конфронтационная силовая политика, на идеях которой авантюристы пришли к власти в США, обрушилось разорительными войнами на многие страны, политика наращивания финансового благополучия без учета долгосрочных последствий подорвала здоровье нации, но мода на американский стиль жизни, столь уверенно насаждаемая по всему миру, сделала почти неразличимым «хорошее» и «плохое». В результате этого мировая финансовая система оказалась на грани краха.
Совершенно очевидно, что одним из путей выхода из этого тупика может стать внедрение прогрессивной формы государственного управления, способной нейтрализовать издержки и недочеты всех форм правления, но при этом не нарушать суверенного статуса автономного государства каждой из ныне существующих стран.
Попробуем предметно подытожить проблемы современной демократии, которая оставаясь «лучшей из худших» существующих форм политической организации общества в наши дни все чаще ставит вопрос об эффективности демократического строя и возможностях его совершенствования.
Во-первых, демократия ориентирована на избрание людей в качестве представителей власти. Люди меняются, люди приходят и уходят, люди меняют свои взгляды, предпочтения, привычки, принципы. Люди слабы и зависимы, в результате чего правление людей становиться сугубо рискованной формой организации государственной власти, способной завести в тупик самый прогрессивный экономический строй, самый богатый и талантливый народ.
Во-вторых, современная демократия – это «теледемократия», или демократия издалека. Известны случаи, когда некоторые кандидаты выигрывали выборы даже отсутствуя на территории государства, в котором проходила избирательная компания. О какой ответственности государственного деятеля, фактически не участвующего в выборной компании может идти речь? Он не посмотрел в глаза ни одному избирателю.
Любопытно, что даже коллективные политические акторы в этом плане не безгрешны. Так, на вопрос интервьюеров ВЦИОМ в ходе проведения выборной компании в Государственную Думу в 2007 году российским избирателям социологами бы задан вопрос о том, какая партия на Ваш взгляд показалась наиболее убедительной в телевизионных дебатах. Более 60% опрошенных ответили, что «Единая Россия». Между тем верная президенту партия, – как справедливо отмечал австрийский «Kurier», – вообще не принимала участия в теледебатах.[7]
Подобное гипнотическое состояние, которое вызывает СМИ в наши дни, по сути, полностью обесценивает «народную представительность» демократической власти. И если ранее, в древнегреческой республике оратор нес ответственность за свои слова, в действующей политической системе России вообще не предусмотрен досрочный отзыв государственных деятелей, что без сомнения нарушает подлинный смысл демократии.
(с) Нежданов Д.В., 2010
Предисловие к монографии Нежданов Д.В. "Политический рынок и партийный дизайн в современной России: опыт метафорического моделирования становления партийной системы"
Екатеринбург, УрАГС, 2010, 166с.
Екатеринбург, УрАГС, 2010, 166с.
[1] См. Политический процесс: основные аспекты и способы анализа. Сборник учебных материалов / Под ред. Е.Ю. Мелешкиной. – М.: «Инфра М», 2001. с. 91.
[2] См. Жаглей Н.Ю. Особенности национальной североамериканской демократии. Свободная мысль. 2007. №
[3] Компартия разнузданного типа // Коммерсант. Власть. 2003. № 42 [545]. С. 50.
[4] Мартьянов В.С. Постмодерн – реванш «проклятой стороны модерна» // Полис. 2005. № 2. С. 149.
[5] См. Романов Б. С. Становление многопартийной системы в постсоветской России / Свободная мысль. 2007.
№ 4. С. 29-43.
[6] Мосорова Н.Н. Философия дизайна. Екатеринбург: Архитектон, 1999. С. 50.
[7] См. Они о нас // Коммерсант. Власть. 8-14 декабря 2003. № 48 [551]. С. 34.
[8] Мошкин С.В. Россия как демократия? // Научно-практический альманах «Дискурс Пи». Екатеринбург. Выпуск 3. 2003. С. 158.
